— Он бы порадовался, услышав это, — сказал Макфрис. — Он сказал репортеру, что станцует на могилах нас всех. Это и дает ему силы идти.
— Разве? — удивился Скрамм. — Ну ладно. Похоже, они хотят составить мне компанию. Интересно… Не договорив, он ускорил шаг и пошел вперед. Уходя, он обернулся, и лицо его было спокойным.
Гэррети все шел. Но он был не один. Темная фигура по-прежнему была впереди, и по-прежнему он не мог разглядеть лица. Но это явно был кто-то знакомый. Баркович? Колли Паркер? Перси — как-там-его? Кто это?
Гэррети скинул один туфель и пнул его в направлении толпы. К нему сразу же потянулись жаждущие руки; завязалась потасовка. Другой туфель не хотел слезать — нога в нем распухла. Гэррети нагнулся, получил предупреждение, но все же стащил туфель с ноги. Он хотел тоже кинуть его в толпу, но пожалел силы и оставил просто лежать на дороге. Вдруг на него нахлынула волна отчаяния. Он шел и тупо думал: «Я остался без обуви. Я остался без обуви».
— Почти двести пятьдесят миль. Мои ноги будто налиты отравленным свинцом. А этому чертову Макфрису все мало. Он, как голодающий, который еще пьет слабительное.
Он не останавливался и не замедлял шаг, но продолжал свои мольбы тягучим, полностью безжизненным голосом, вызывающим у Гэррети раздражение.