— Да, — ему пришлось сделать усилие, чтобы выговорить это слово.
— Заткнись! — прошептал Гэррети. — Просто заткнись.
Стеббинс обернулся, и на Гэррети уставились его огромные незрячие глаза. Потом он узнал и вцепился Гэррети в рубашку. Толпа взревела в негодовании, но только Гэррети видел ужас в глазах Стеббинса, ужас и пустоту, и только Гэррети знал, что эта хватка — последняя отчаянная попытка спастись.
Это было очень стыдно, и он плакал и умолял ее не выгонять его голым на улицу.
Он оглянулся, испытывая странное удовлетворение от того, что многие выглядели гораздо хуже, чем он, — более усталыми, более сонными. Стало светлее, и можно было разглядеть лица идущих. Бейкер шел впереди — его он узнал по рубашке в красную полоску. Слева шел Олсон, и Гэррети удивился. Он был уверен, что Олсона застрелили ночью. Но он шел, хоть медленно, и голова его болталась в такт ходьбе, как голова тряпичной куклы.
— Я иду, я шел, я буду идти, — прогнусавил Макфрис. — Переведите на латынь.