Сзади мерцали огоньки Карибу, и он вспомнил жену Лота — как она оглянулась и превратилась в соляной столб.
“Что ж, она была права. Конечно, я не понимал, что я делаю.
Гэррети пытался представить, каково это: лежать в торжественном полумраке, с руками, сложенными на груди. Не думать о боли, любви, ненависти, о деньгах. Ни о чем. Абсолютный ноль. Спасение от агонии движения, от горького кошмара этой дороги.
— Я всегда думал, что в Мэне холодно, — устало проговорил Пирсон.
— А почему ты решил участвовать в Длинном пути?
— Я… Уронил. Хотел съесть что-нибудь и уронил, — он засмеялся, чтобы показать, как это глупо, но резко оборвал смех. — Я голоден.