Но она родила ему сына, когда Тайко было пятьдесят три года, бедное маленькое существо, так быстро заболевшее и умершее. Тайко рвал на себе одежды, чуть не сошел с ума от горя, проклинал себя, но не ее. Потом, спустя четыре года, она чудесным образом снова родила, удивительно, но снова сына, и на этот раз удивительным образом здорового, ей тогда был двадцать один год. Ошиба Бесподобная называл ее Тайко.
— Если бы я мог захватить Черный Корабль в море и привести его как законную добычу в Эдо, под английским флагом, было бы мне разрешено продать его и все его содержимое в Эдо, согласно нашим порядкам?
— Простите, господин, — сказал он сдавленным шепотом, кланяясь Торанаге, — но мой господин, конечно, говорит правду. Как можно спрашивать об этом? И, пожалуйста, извините меня, но это мой долг, при всем моем уважении и смирении, указать вам обоим, что такая… такая удивительная и позорная невежливость по отношению друг к другу недостойна вашего положения или важности события. Если ваши вассалы — если они услышат, — я сомневаюсь, смог бы потом кто-нибудь из вас удержать их у себя. Вы забываете ваш долг самурая и ваш долг по отношению к вашим людям. Пожалуйста, извините меня, — он поклонился им обоим, — но это должно быть сказано, — потом он добавил: — Все послания были одинаковы, господин Торанага, и сопровождались официальной печатью господина Затаки: «Сразу же казнить госпожу, мою мать».
— Да, сейчас… Подождите минутку, пожалуйста. — Блэксорн сделал знак Михаилу. — Послушайте, брат, спускаясь к берегу, вы сказали, что я был достойный самурай…
— Так что самурай? Извините, я не могу разобрать на таком расстоянии, Анджин-сан. Я вижу все, что на корабле, кроме серых перед ним — они как в тумане. Кто этот человек?
— Вы здесь только для того, чтобы повидать меня, Марико-сан?