Мужики стали осматриваться, как будто чашки повсюду валялись под ногами, но потом один сообразил, сбегал к себе и принес старую глиняную чашку, покрытую толстым слоем копоти. Я подошел к колодцу и плеснул в нее немного воды из стоявшего на краю ведра. После этого повернулся, чтобы всем было видно, и кинул в нее тот камешек, что сжимал в руке диверсант.
– Здравствуйте, Шаринон. Спешу вам сообщить, что доставил Алону ее отцу в целости и сохранности, так что теперь вам уже не о чем беспокоиться.
– Не расстраивайся, грязные тарелки – это не смертельно. Зато побудешь денек вдали от благодарных горожан, а до завтра они немного поутихнут или найдут себе нового героя, – утешил я парня.
Он что, и живет там, в кабинете, а не в городе? Вот это настоящий трудоголик!
– Постой, Лас, ушастик просто не понимает, что ему тут совсем не рады. Сейчас он возьмет свои тарелки и пойдет подыскивать себе другое место. Ведь, правда, ушастик?
Но я не успел всего на мгновение – мой кинжал вонзился в глаз кочевнику как раз в то мгновение, когда тот пропустил мимо себя неумелый удар Глена и вонзил ему в грудь свою саблю. Ярость бурной волной поднялась из глубины души, превратив меня в дикого зверя. Зарычав, я ускорился и почувствовал упругое сопротивление воздуха, платя за это растяжением мышц и долгими минутами боли, которая придет впоследствии. Срубив головы еще семерым кочевникам, находившимся в пределах моей досягаемости, я мигом оценил ситуацию и понял, что оставшихся здесь воины Хагела прикончат без меня. Поэтому, метнув клинки в двух степняков, которые медленно перелезали через стену, я подхватил лук с колчаном, что валялся рядом с одним из убитых горожан, и наложил стрелу.