Погляди, как хороший кузнец работает со сталью. На взгляд постороннего он повторяет одни и те же движения – бьет себе да бьет молотом. Но тот, кто искушен в искусстве каллиграфии, знает – всякий раз, как он поднимает молот, он опускает его с разной силой. Рука делает одно и то же, но совсем близко от поковки она понимает, надо ли ударить резче или мягче. Точно так же обстоит дело с повторяющимся упражнением: оно всякий раз – разное.
– Некоторое время назад, когда ты работала в Дубае, я побывал в Бейруте, хотел понять, нельзя ли нам вернуться на родину. Нашего дома больше не существует, но страна восстанавливается, хотя в ней стоят иностранные войска и время от времени происходят вторжения. Я так обрадовался тогда и подумал: быть может, пришло время все начать заново? И эти слова «начать заново» вернули меня к действительности: я понял, что уже миновал тот рубеж, до которого можно позволить себе такую роскошь. Теперь я хочу лишь продолжать то, что делаю, а рисковать, затевая что-нибудь новое, больше не намерен.
А днем в театре режиссер сказал, что возмущен тем, что я собрала группу, которая отправится к Афине домой. Я объяснила, что эта идея принадлежит не мне: Хирону так понравилась история с пупом, что он спросил меня, не захочет ли кто-нибудь из актеров продолжить прерванную лекцию.
Что говорить, приятно узнать, что моя фотография висела у Афины на почетном месте. Но я не верю, что моя наука могла хоть в чем-то ей пригодиться. Она приехала сюда, в самое сердце пустыни, с трехлетним сыном на руках. Открыла сумку, вытащила магнитофон и села у моего шатра. Я знал, что городские называют мое имя чужестранцам, охочим до местной кухни, и сразу сказал, что, мол, до ужина еще далеко.
– Не перебивай. Я говорю это не из-за Афины. Я имею в виду всего лишь твою сексуальность. Ты любишь мужчин, и ничего плохого я в этом не вижу.
Эти европейцы приезжают к нам, считая, что бога за бороду держат, а потому заслуживают самого лучшего обращения, имеют право засыпать нас вопросами, а мы обязаны на них отвечать. А с другой стороны, называя нас «кочевым народом», или «роми», или еще как-нибудь позаковыристей, думают, что исправляют ошибки, совершенные ими в прошлом. Почему не называют нас по-прежнему цыганами и пытаются покончить с легендами, из-за которых мы в глазах всего мира выглядим проклятым племенем? О нас говорят, будто мы – плод беззаконной связи женщины с самим дьяволом. Нас обвиняют в том, что один из нас выковал те самые гвозди, которыми пронзили ладони и ступни Иисуса на кресте, что мы крадем маленьких детей, а потому, когда наш табор показывается в окрестностях, матерям надо смотреть в оба.