– Все так говорят, – равнодушно ответил дежурный, заполняя бланк.
– Тебе зачем Родина автомат дала? – зловеще спросил Семенов. Сейчас от показного добродушия особиста не осталось и следа. Сидящий за приставным столиком лейтенант Половинко тоже был предельно строг и официален, направленная в чистый лист бумаги ручка казалась грозным оружием, нацеленным в сердце рядового Вольфа.
Человек появился неожиданно, скорее всего, он протиснулся через дыру в заборе. Мужчина в легкой куртке, линялой клетчатой рубахе, черных растянутых брюках, с зеленым рюкзачком за плечами, к которому были пристегнуты складные удочки. Обычный советский рыболов. Хотя большинству советских рыболовов такие удочки не по карману. Из рюкзака он достал небольшую лопатку, прогнал собаку и, присев на корточки, заглянул зачем-то в распах куртки. Потом быстро копнул землю раз, другой, поймал откатившийся мячик, настороженно огляделся и вновь заглянул под куртку. Не очищая, сунул лопатку в рюкзак и, держа контейнер в кулаке, пошел вперед. Смотрел он почему-то не перед собой, а под куртку, поэтому не заметил вынырнувшую из кустов руку.
Особист солидно откашлялся. Он уже передал в Москву шифровку о том, что в особорежимную часть привезли немца, но никаких распоряжений пока не получил. Может быть, и не получит вообще. Значит, следовало проявлять сдержанность и осторожность.
Тот сурово молчал. Он являлся заместителем командира по боевой подготовке и очень хотел стать генералом, но его дальнейшая карьера напрямую зависела от результатов надвигающейся инспекторской проверки. Поэтому боеготовность бригады заботила Чучканова куда больше, чем национальная чистота ее рядов.
– Я родился в Союзе, Иоган, – в очередной раз повторял Генрих, меланхолично двигая челюстями. В отличие от гостя, он очень тонко намазывал форшмак на поджаренный хлеб. – И родители мои жили здесь. И сын мой растет здесь. Я уже больше русский, чем немец.