В первом ряду в самом центре стоял Грибачев – в легком летнем костюме, свежей сорочке с умело подобранным галстуком, на голове – испещренная мелкими дырочками элегантная шляпа. В руках он держал тяжелый пятнадцатикратный бинокль, который то и дело подносил к глазам, а потом опускал и, слегка наклонив голову, слушал пояснения стоящего справа маршала Вахрушева. Министр обороны получал нужные сведения от стоящего справа генерала армии Рыбакова, а начальник Генштаба, в свою очередь, – от начальника ГРУ генерал-полковника Латынина, который тоже стоял справа и завершал линию высоких гостей. Маршал и генералы парились в парадных, с длинными колодками наград, мундирах и тяжелых от золотого шитья фуражках.
– Токарь третьего разряда, – Пастухов поморщился. – Но это пока... Хочу в институт поступить, на вечернее. Получу корку – сам командовать буду. Или просто сидеть в чистом кабинете, тоже лучше, чем в цеху ишачить. Не так, что ли?
Софья – сонная, ненакрашенная, со следом подушки на щеке и в скромном домашнем халатике зачем-то пролистала документ.
– Кончай, я тебе сказал! – окрысился Хмурый.
– Вам предъявляется обвинение в антисоветской агитации и пропаганде, – сказал строгий майор в форме с васильковыми петлицами и почти такого же цвета холодными глазами.