Через полчаса приехали опер и участковый из местного отделения. Сдав им задержанных, Фокин и Клевец вышли на улицу.
Она отодвинула тарелку с выеденным омаром. Из разваренного панциря вытарчивала бело-розовая бахрома.
– Многое случилось. Как в том анекдоте: есть новости и хорошие, и плохие.
Атаманов сунул в карман пачку сигарет, порылся в столе и достал связку с двумя ключами. Это были ключи от куракинского кабинета. Точно такая же связка имелась у Бачурина. Кроме того, Бачурину были известны первые четыре цифры электронного кода на личном сейфе шефа; вторую четверку цифр держал в памяти Атаманов.
– Не напрягайтесь, я все прекрасно понимаю, – слегка свысока пророкотал Золотарев, но тут же исправил впечатление доброжелательной улыбкой.
Прощание началось сразу после полудня. Струнный квартет на галерее играл «Реквием» Верди. На противоположной стороне за колонной стоял Фокин и, незамеченный, смотрел вниз. Две вдовы в черных туалетах неподвижно застыли на стульях рядом с закрытыми гробами. Рядом стоял юноша с вытянутым бледным лицом – шестнадцатилетний сын Бачурина. Для семей погибших заканчивалась привычная – устроенная и обеспеченная жизнь и начиналась другая, неизвестная.