– Не напрягайтесь, я все прекрасно понимаю, – слегка свысока пророкотал Золотарев, но тут же исправил впечатление доброжелательной улыбкой.
Прощание началось сразу после полудня. Струнный квартет на галерее играл «Реквием» Верди. На противоположной стороне за колонной стоял Фокин и, незамеченный, смотрел вниз. Две вдовы в черных туалетах неподвижно застыли на стульях рядом с закрытыми гробами. Рядом стоял юноша с вытянутым бледным лицом – шестнадцатилетний сын Бачурина. Для семей погибших заканчивалась привычная – устроенная и обеспеченная жизнь и начиналась другая, неизвестная.
– Ну чо... Зашугать... По башке дать, по хребту... И все – слышь, да?
– Где же такое райское место? Я тоже туда хочу!
– Не бойся. Я их на куски порву! Глаза снова закрылись. Фокин знал этот «синдром потерпевшего». Бегство от действительности, боли, стыда.
Вверх по улице до автобусной остановки, здесь – контрольная проверка, можно встать среди остальных пассажиров и оглянуться. Из магазина вслед за Максом никто не вышел. Возможно, арабы и работяга в самом деле были лишь случайными посетителями. Возможно.