– Пусти! – закричал я. – Пусти! – А сам, широко расставив ноги и тяжело переступая, старался подойти поближе к толстой акации, чтобы, откинувшись всем телом назад, ударить Григоренко о ствол дерева. – Пусти! – зло крикнул я.
– А ну, Манджура! Поди к доске – помоги Бобырю…
Мы пошли, и я позавидовал смелости Куницы. Почему я сам не догадался сорвать плакат? «Трус! – ругал я себя. – Такой же трус, как и Петька. Ведь никого не было вокруг!»
Клетка зашаталась и чуть не упала. Петька был бледный и смотрел на нас широко открытыми, испуганными глазами.
Поливай их, дождь, сильнее, крепче, пусть на всю жизнь запомнится им этот поход!
Я невольно вспомнил своего отца, который прятался сейчас от петлюровцев там, в Нагорянах, у дядьки Авксентия.