Она подумала немного, потом сбоку посмотрела на него. В лице у нее было веселье.
– Да я и не связывалась, – прошептала Полина и ссадила собаку на пол.
– У Сизова заняты все телефоны. Скажи ему, чтобы он положил трубку и перезвонил мне. Немедленно.
– Сейчас я стою в луже, – проинформировал ее Троепольский, быстро прикидывая, что ей может быть от него нужно, – пока не выберусь, не смогу. Или обязательно сейчас?
– Так, – заключил Саша, поставил на мраморную столешницу свои чашки, вынул у нее из рук кружку и со стуком поставил ее туда же. Дотянувшись правой рукой, он защелкнул блестящую штучку на двери общего сортира, а левой взял Полину за шею. Пальцы были влажными и странно мягкими, словно Саша Белошеев никогда и ничего не делал руками. Мягкие пальцы медленно сжались на ее горле, и она стала вырываться. Только сейчас стала, потому что до последней секунды не верила в происходящее.
Фикус – это я. Меня все время моют на окне, так что зубы скрипят и жить не хочется, а все только и делают, что рассматривают меня, и снаружи, из-за стекла, и, так сказать, изнутри, в коллективе.