Троепольский сильно вздохнул и медленно выдохнул. Закурил. Посмотрел на дым. Посмотрел на сигарету. Потом на пепельницу.
Вполне удовлетворенная результатами своего труда, она поволокла тряпку обратно, заехала в кучу бумаг, они разлетелись по всему полу, одна даже под плиту спланировала.
Ноги не держали ее – впервые в жизни она поняла, что это такое, когда ты пытаешься стоять и никак не можешь. Пошарив рукой, она приткнула себя в кресло. Гуччи взвизгнул. Она не обратила на него внимания.
Наконец-то он попал, куда ему было нужно, и долго не мог припарковаться, и тыкался вместе с “Ягуаром” то туда, то сюда, и ненавидел себя за то, что собирался делать, и обругал какую-то тетку на “девятке”, и вдруг заметил крохотный пятачок у самой вожделенной двери с латунной ручкой и зеленой шторой изнутри.
Если так, значит, опять ему не повезло. Бедный Федька.
– А вы на меня не кричите, Арсений Михайлович! Я вам не личная прислуга, а квалифицированный работник!