У Анфисы был выбор. Она могла немедленно вернуться на работу и больше никогда не вспоминать сэра Квентина по имени Илья Решетников. Она могла быстро и аккуратно унести ноги, сохранив таким образом собственное спокойствие и похваливая свою интуицию за то, что она никогда ее не подводила. В конце концов, этот самый Решетников произвел на нее ужасное впечатление с самого начала.
— А кошку? — осведомилась Анфиса. — Обещал пощадить? Извините.
— Проводила. И телефон дала Соломона Израилевича. Чтоб он проконсультировался. А то что-то странное. Говорит, в глазах темнеет, и он падает.
— Получилось! Я же, мать твою, для тебя старался и для твоего папашки полоумного! Ты все мне вернешь и можешь считать себя свободной, поняла? И ни минутой раньше! Или я тебя урою, блин! Ты так и запомни, сука безмозглая! Не вздумай меня кинуть, слышишь? Овца, блин!
— Ну ладно, ладно!.. Зачем?! Я Мике денег даю, а так кто ей будет деньги давать, а?!
Дверь тихонько проскрипела, открываясь. За дверью была лунная комната с темными бревенчатыми дачными стенами, фотографиями в латунных рамках — размытый свет равнодушно скользил по ним и скатывался, не задерживаясь. Раскрытая постель под этим светом казалась неестественной, синей, как остывший труп. За окнами лежал скучный растаявший огородик — ни одного деревца, только взрытая земля с островками залежавшегося снега.