Нинулька отпила из чашки с надписью “Я люблю Нью-Йорк”.
Егор улыбнулся, рассматривая какие-то бумаги.
Тимофей рассматривал черно-белое изображение коридора, людей, которые беззвучно двигались туда-сюда, двери, которые бесшумно открывались и закрывались. Какой-то человек медленно вышел из распахнутой двери, постоял, выискивая что-то в карманах, потом медленно двинулся прямо на камеру. В углу телевизора в длинном окошке бежали секунды.
Из темноты, выхваченный фарами, как будто выпрыгнул скромный жестяной памятничек с красной звездой и посеребренным корпусом. Вокруг него, цепляясь за звезду, неистово крутились злые снежные языки. Лидия погасила фары. Сразу стало очень темно, и машина перестала быть надежным укрытием.
— Конечно, — согласился Егор. — Мне нужно посмотреть эти бумаги. Бумаги или копии, все равно. Обязательно нужно.
Совершенно уверенный, что она сейчас же примется ему звонить, он выключил мобильный, не глядя потыкал в кнопки телефона, стоящего на столе, и стал собирать в портфель бумаги, с которыми еще должен был поработать вечером.