Унеслись… Так, хорошо, что спросонья. Съест и не поперхнётся…
— Полковника Конева, салага. И не у него, а у временной администрации города. Признаю, промашку дал, они ещё не собирались… Впрочем, забудь. А как ты-то допёр… Ладно, вернёмся — расскажешь. Пока запомни временную версию случившегося. Этот, — Максимыч ткнул в лежащий у стены труп Фоменки, — попал при разминировании, без уточнений. От шока у него инфаркт случился, или что-то типа него — короче, мотор схватило. Это, кстати, правда. Все уточняющие вопросы отсылаешь ко мне лично или к моим людям. Запомнил их?
Минут за десять до выхода Ахмет тщательно осмотрел из монокуляра окрестности блок-поста. Не найдя по свою сторону минного поля ничего подозрительного, ломанулся прямо по раскисшей пашне в сторону леска метрах в трехстах. Лес неприветливо чернел в наступивших сумерках, и на его угольном фоне виднелись первые, ещё совсем прозрачные обрывки тумана. За обещанные прибором двадцать минут Ахмет отмахал порядочное расстояние параллельно трассе, уже должна была появиться отходящая от магистрали дорога на Хасли. Где-то за пару минут до прохода он уже сидел под нижними ветвями большой ели, в кульке из серебрянки. Когда прибор показал, что можно двигаться дальше, Ахмет решил никуда не торопиться и заночевал.
— Эй! Как Тебя там! Извини за грубое обращение, конечно. Я чё хотел сказать. С Тобой можно иметь дело! Ты мужик. Ну, в том смысле… короче, Ты понимаешь.
— Хороший татарчонок. Я его когда взял, с самыми отмороженными бессемейными поселил. Его пацаны слегка прессануть попытались, так он такую оборотку дал — один до сих пор лежит, прикинь.
Валёк послушно заткнулся, вытаращив глаза на ствол в руках Ахмета. Ахмет проследил за его взглядом: …О, ружьё. Блин, когда это я? Да похуй. Щас уже, скоро…