Устыдившись своего влюбленного девчачьего разглядывания, Лидия перегнулась через сиденье и стала шарить под креслом в поисках его мобильного телефона. Он закатился куда-то очень далеко, и ей пришлось вытащить его за шнур зарядника. Пыхтя, она распрямилась, взглянула в окно и замерла. Телефон болтался у нее в руке, как дохлая крыса на веревочке.
— Я постараюсь, — сказал он осторожно. — Я уже стараюсь. А что? Ты думаешь, я плохо стараюсь?
— Я знал, что вы дома, — заявил Шубин равнодушно. — Можно войти?
Эти чертовы глаза не давали Егору Шубину никакого покоя. Они были точно такими же, как его собственные. Еще одна фамильная черта. Сгинула бы она куда-нибудь, вся эта фамилия!
— Все? — спросил он. — Больше ничего не произошло?
В кабинете было полутемно. Леонтьев, уезжая вчера вечером, конечно, жалюзи поднимать не стал. Пахло скверно — застоявшимся сигаретным дымом, въевшимся в полы и стены, и лежалой бумагой. На столе — неровные кучи бумаг. Бумаги на подоконнике, на журнальном столике, на кресле.