— Давай попробуем, — решил дед. — Шут знает, что там за дела…
Он с силой захлопнул пижонскую зеркальную дверцу и очутился нос к носу с дедом, который маялся у входа в ванную и не решался войти.
Его соседями в поезде оказались какие-то московские студенты, ездившие на Урал кататься на лыжах. Это был совсем другой мир, заманчивый и недоступный, как свет звезд, так тогда показалось семнадцатилетнему Грише, который ехал покорять столицу. Они пили пиво, судили обо всем с каких-то неведомых позиций, рассуждали о фильмах и режиссерах, которых Гриша знать не знал. В одно мгновение они напоили его. Как сквозь воду он слышал их голоса, гитару, хохот и девичий визг. Он не помнил, как поезд пришел в Москву и куда делись студенты, ему было плохо, его качало и рвало, и он еле-еле добрался до дальних московских родственников, которые согласились принять его до тех пор, пока он не устроится в общежитие.
Егор смотрел на него, изо всех сил выпрямившегося на стуле, и не знал, что ответить.
— Помню Пашу, — сказал дед чуть дрожащим голосом. — Он и в школе неплохо рисовал. А когда ты его видел?
— Ладно, — согласилась она. — Не буду. И собирать мне нечего. Если до завтра ты не разберешься с этим делом, мне в ближайшее тысячелетие ничего не понадобится. Ну а если разберешься, я просто вернусь домой, только и всего.