Стар стал, решил про себя Егор. Стар и слаб. Чай вместо водки пьешь — и счастлив.
Когда директор завода затеял судиться, дверь в империю под названием “Тимофей Кольцов”, и так приоткрытая лишь наполовину, захлопнулась с чудовищным чугунным грохотом. Неизвестно, кто именно принял решение не подпускать журналистов на пушечный выстрел — сам ли Тимофей Ильич или его продвинутая пресс-служба, — но решение было принято, чугунная дверь захлопнулась, журналисты остались по эту сторону. И сколько они ни подпрыгивали, сколько ни вытягивали шеи, сколько ни становились друг другу на плечи, разглядеть, что происходит за стеной, никому не удавалось.
В приемной что-то зашелестело, открылась и закрылась дверь шкафа, тоненько запахло какими-то сладкими детскими духами — он ненавидел такие духи, — глухо протопали по ковру каблучки, вежливо скрипнула тяжелая дубовая дверь.
Ни один из них — ни Лидия, ни Димка, ни дед — не справится без меня”.
— Ты уже вошел. — Егор вынул из автоответчика кассету и сунул в карман. Если дед явился для того, чтобы внук немедленно посвятил его во все детали, он сразу же скажет, что никаких деталей нет и быть не может. Он просто думает.
— А? — повторил чужой голос. — Не ложился?