– Пап, – сказал он, подумав, – может, ты у нас останешься? Чего тебе ехать, поздно уже!..
– Тогда пойдем. Валентина, давайте ужинать с нами.
– Капитан, – отчеканил Батурин, – это не имеет отношения к убийству. Это все политика, да и то не самой высшей пробы, а так, серединка на половинку.
Батурин молчал, никак не выражая ни изумления, ни смущения – вообще ничего. То есть совсем ничего. Что такое? Должен бы выражать.
При всем этом она была чистюлей, искренне любила Тима, в первом классе даже помогала ему учить уроки и рисовать северного оленя в тетрадь по природоведению, пекла потрясающие пироги и куличи на Пасху, носила их святить, возвращалась просветленная и торжественная, накрывала стол с окороком, крошечными пирожками, крашеными яйцами и букетиком гиацинтов посередине и объявляла “пасхальный завтрак”, а до этого самого завтрака откусить от кулича позволялось только Тиму, и вообще жила исключительно интересами семьи – семьи Сергея и Киры, когда та еще у них была. Своей личной семьи у Валентины никогда не было.
– Как хорошо, что ты есть, Гришка, – прошептала Аллочка и потерлась сначала одной, а потом второй щекой об его уродливый живот, – какое счастье, что ты остался здесь, несмотря на эту… мину! Где бы я тогда тебя искала?