Она смотрела ему в лицо, и ему до смерти хотелось, чтобы она его немедленно разубедила, закричала, что только его она и любит, что он один ей нужен – все в духе того урода с цветком.
– Ты и вправду какой-то больной, Серый. То есть как бы японцам все равно, что ты собой представляешь, были бы только дипломы?! Ну а если бы ты их купил, ты бы все равно сделал такую карьеру? От старшего специалиста до директора по науке?
Ей стало так страшно, что она подалась назад за его спину, в тот самый темный угол, из которого только что так самонадеянно выбралась, и Сергей кивнул. Он дышал ровно и глубоко, и Кира подумала, что он почему-то совсем не боится. Со своей всегдашней ослиной самонадеянностью он решил, что это просто жулик, жулик, а не убийца, а потому бояться нечего и не боится.
Если она застонет, ее убьют. Они услышат и убьют ее, потому что это будет их раздражать, или потому, что она стонет, когда они приказали не стонать. Ее нужно подтащить к себе и заткнуть ей рот. Как-нибудь. Чем-нибудь. Чтобы она могла дышать, а стонать не могла.
– Я тебя предупреждал? Предупреждал. Теперь на себя пеняй, лапочка.
– Тебе чай или кофе? – Кира была недовольна собой и поэтому говорила громко, громче, чем всегда.