– Я боюсь, – вдруг призналась ему Кира. – ужасно боюсь, что они решат, что это… я. Даже думать об этом боюсь.
– Пап, привет, – сказал Тим. В голосе было удивление, как будто он не ожидал его увидеть.
Портфель поехал из рук и шлепнулся на плиточный пол.
Кира видела, как стремительно и страшно опустела улица, как будто вымерла или затаилась в ожидании мировой катастрофы. Две минуты назад ей казалось диким, что они лежат тут под дулами автоматов, а люди вокруг, за “карантинной зоной”, огороженной чистыми стеклами и толстыми стенами старого дома, живут обычной жизнью, идут по делам, катят коляски, смеются и разговаривают друг с другом, как две молоденькие девицы, которых Кира проводила глазами, а теперь она поняла – лучше бы шли, и разговаривали, и катили коляски, чем вот так – остаться один на один с бедой.
Тут она подскочила, поцеловала Киру и тяжелой рысью побежала в сторону кухни.
Кира закрыла дверь и на одну секунду прижалась к ней лбом. Лоб был горячий, а дверь холодная.