– Гриш, я не знаю! Правда! Я сказала бы, если бы знала. Но это и впрямь кусок рукописи, а вовсе никакая не записка с угрозами!
В приемной громко разговаривали, он морщился как от зубной боли – разговоры ему мешали. Ему всегда мешали разговоры, он привык работать в тишине, и никто не смел в середине дня орать у него в приемной, а сейчас орали, как будто имели на это право, а он из-за этого никак не мог вспомнить, что ему нужно, чтобы завести машину.
Он понятия не имел, что должен говорить дальше. Благодарить ее, что ли?
– Этот готов! А тот жив еще! Твою мать, сволочи проклятые, столько народу положить! Наручники дай мне или выруби его!
Она всегда была очень решительной, его жена.
Он мимолетно удивился, потому что ничего не говорил вслух, просто она читала его мысли, но он не знал, что теперь должен отпустить ее.