— В Лондоне, — отвечаю. Джеймс-Одеколон — это настоящий геморрой: вечно пытается всучить тебе одеколон.
Внезапно похолодало; охуенный колотун. Свечка почти догорела. Единственный свет исходит из телека. Что-то чёрно-белое… но телек же чёрно-белый, значит, он может показывать только чёрно-белое… вот если бы он был цветным, тогда было бы по-другому… наверное.
— Извините, я не совсем понимаю вас… — Эти иностранки не врубаются, блядь, в литературный английский. С ними надо говорить громко, медленно и типа как по телевизору, иначе они тебя не поймут.
— Заткни свою ебучую пасть, ёбаный поц! Твоей сраной жопе слова не давали. Я скажу тебе, сука, когда можно говорить. А если тебе не нравится наше общество, то вали отсюда на хуй! И пиздец!
Элисон и Келли поднимают брови и пялятся на потолок.
— Я бы всё устроил. И ушёл бы на покой. Пару неделек, и я бы жил в Таиланде, и кучи азиатских задниц мостились бы ко мне на фейс. Но я этого не сделал, потому что нельзя подсирать своих людей.