— Я знал, что побью его, — говорил Диего. — Даже когда он выигрывал миллион восемьсот двадцать три тысячи долларов. Но его провал был неизбежен. На это у меня всегда уходило не более четырнадцати часов. Но в итоге тяжелее всего пришлось с этой гадкой фасолью.
— Я преподаю международное публичное право, — сразу же перебил его Таррас, — и потому не очень силен в делах, связанных с бизнесом.
— Только два слова: «Шенкен-Дов». Называю по буквам…
— Кабинет выше этажом. Он предупреждал, что вам надо будет позвонить. Я приготовила большой бокал мартини, как вы любите!
— Но я понимаю, что это не может служить оправданием…
Наверное, именно это больше всего тронуло Дэвида Сеттиньяза. Смерть Шерли Таррас, которую он знал более тридцати лет и любил почти как мать, глубоко его опечалила, хотя случившееся не было большой неожиданностью: четыре года назад Сеттиньяз уже знал, что она обречена.