– Понимаешь, милочка, здесь две Марии, – с настойчивой мягкостью повторял Игорь Валентинович, разглаживая на пюпитре «Хорошо темперированный клавир», распахнутый на фа-минорной прелюдии-фуге, – Прелюдия – одна Мария, а фуга – совсем другая. Они разные, если не по духу, то по характеру.
Косясь на заплаканную пассажирку и на ее молчаливого спутника, шофер нещадно своротил шею оплетенной кожей баранке, развернул машину и многообещающе захрустел переключателем скоростей…
– Ленивый, ленивый, – ласково качала его голову Марина, чувствуя шелковистость курчавых волос. – Больше заниматься надо. больше. Ты талантливый парень. Если будешь лентяем – ни одна девочка с тобой дружить не станет.
Из его кудряшек выглядывала аппетитная розовая мочка.
Автобус резко качнуло, сзади навалились, Марина вцепилась в вертикальный поручень, облепленный многими руками.
Как осветили тот монохромный зимний вечер золотые Сашенькины кудряшки! Она вошла в прокуренную, полную пьяно бормочащих людей комнату и сигарета выпала из оцепеневших Марининых пальцев, сердце дернулось: ЛЮБОВЬ!