– Отлично, – качнулась Марина под тяжестью его рук, – Опять полна горница людей?
Водка снова прокатилась по пищеводу, калач хрустел корочкой, дышал теплым мякишем.
Марина улыбнулась, поднесла листок к лицу. Строчки расплылись, бумага, казалось, пахнет мягкими Сашенькиными руками. Чего бы ни касались эти порывистые руки – все дотом источало светоносную ауру любви. Марина вспомнила ее податливые, нежно расккивающиеся губы, неумелый язычок, и горячая волна ожила под сердцем, вспенилась алым гребнем: сегодня Сашенька ночует у нее.
Официант стоял рядом, косясь на опрокинутую розетку.
Они свернули на второй этаж. Здесь располагалась уютная диетическая столовая и светился неоном стеклянный прилавок отдела заказов, возле которого стояло человека четыре.
– В тебе сейчас говорит тот максимализм, который не раз осуждался товарищем Лениным. «Наказать человека партийным взысканием – легче всего», – говорил он, – «Труднее – научить его видеть свои проступки».