Марина с интересом разглядывала их и улыбалась самой себе.
– Когда я ем-я глух и нем… Марин Иванна… ешь, а то не поспеем…
Длинный, покрашенный в зеленое класс с черной доской, синими партами и знакомым портретом Ленина показался ей детским садом для взрослых.
– Марин.. я только так вот… тебе хорошо будет… раздвинь ножки вот так… шире, шире…
Оказывается, в спешке Золотарев неверно закрепил деталь.
Фотография скорчилась, треугольное лицо сверкнуло омерзительной гримасой и пропало навсегда. Тетрадь зашевелилась, горящие страницы скручивались черными рассыпающимися трубочками, замелькали фотографии.