Радушкевич ложкой перемешал норму с икрой, нарезал хлеба.
Четвертый затворник сидел в правом углу, возле окошка, раскинув ноги, оперевшись кудлатой головой о доски. Его узкое лицо с открытыми глазами казалось живым и полным смысла, но зеленые пятна тления на груди и чудовищно вздувшийся, не вяжущийся с его худобой живот свидетельствовали о смерти.
На рядом стоящую березу села ворона, каркнула, спланировала вниз и опустилась недалеко от брезента.
А корабли из шторма шли на полном, покачиваясь грозно на волнах.
— И руки. Когда он упал, доски от толчка сложились, ну, как ножницы, и руки в них попали. И отсекло напрочь.
— Бог с ним, с привкусом. Главное — норма.