Худощавый сбросил лежащие на диване книги и журналы на пол.
Лида открыла платяной шкаф, заглянула внутрь.
— Да ну, что ты говоришь! Пикассо блестяще рисовал, поразительно чувствовал цветовое равновесие. Так о Дюшане можно сказать, а не о Пикассо. Пикассо доказал, что он гений, что он может все. Все. Абсолютно. Не было техники, не было направления, которого он бы не освоил. Он был и дадаистом и фовистом, и сюрреалистом, и кубистом, наконец…
Наташа кивнула и быстро поцеловала его в подбородок.
Антон опустился на лавку, поставил шкатулку перед собой.
— Меня тоже покусали, — отец поднял дымарь и, устало улыбаясь, потрогал щеку, — завтра разнесет.