Здесь на душистом сене они любили друг друга — юные, страстные, искренние в своем первом чувстве…
— Тогда все менять, всю фабулу, что ли? Это же немыслимо.
— Борис Владимирович, — улыбнулся худощавый, — пойдемте, не тяните время.
— Так я ж добить его, суку, хотел, чтоб не встал, гадина!
— Садитесь, Гусев, — худощавый подвинул расшатанный стул. Гусев смотрел в бумаги, держа их в обеих руках.
— Слушай, слушай, да как же ты… откуда?! — Свеклушин тряс его кисть.