Тищенко, спустившись на землю, нерешительно замер у лестницы.
— Так, значит, пятидесятый, давай сначала двухсотрублевые… Ноль восемьдесят, пятьсот сорок шесть…
— Как там? — спросил лысоватый, развязывая тесемки папки.
— Этим взглядом, прямым и пылким, смог он будущее постичь, — ответил вполголоса секретарь, — эту руку в узлах и жилках пожимал Владимир Ильич.
— Здесь прошла дорога наступленья. И пусть, Виктор Лукич, нам было очень тяжело. Счастлив я, что наше поколенье вовремя, как надо, подросло.
— Чего бормочешь? — повысил голос секретарь. — Я спрашиваю: отлежался?