– А нельзя ничего отдельно посущественней? – робко спросил я, опуская чашку.
– Не войдет никто, – успокоила ее Ахатани. – Я ставни заложила. Если что, мы услышим.
– Веселятся, – кратко ответила старуха. – Пляшут. Пируют. Всяко…
Я не люблю распространяться о своих «боевых подвигах» и никогда не рассказываю о том, что видел и из-за чего их приходилось совершать. При одной мысли кровь застилает мне глаза.
– Как сардельки? – спросил я Тенаха, протолкавшись поближе к нему.
– Чем ты его? – поинтересовалась Ахатани, ласково целуя лобик Тайона.