— Он в них картошку хранил, — разозлилась я. — Если троюродному о ходах известно, значит, о них ему сообщили отец и бабка. — Логика моих умозаключений не произвела впечатления.
— Не-е, я на себя такую ответственность взять не могу. Она в гневе больно дерется. Хочешь, сам буди.
— Поедем? — спросила сестрица, устраиваясь напротив меня; ко всему прочему, она дурно воспитана и вечно забывает здороваться.
— Проживешь на нее, как же, — обиделась сестрица. — Отпуск, а я здесь торчу.
В подтверждение моих слов Иннокентий Павлович опять вскрикнул, я только было собралась подняться, как в просвете между деревьями увидели ковыляющего Иннокентия, со всевозможной заботой поддерживаемого Михаилом Степановичем, по подлости или для поднятия духа исполнявшим «Эх, дубинушка, ухнем!».
— Что ж, — вздохнула я, вдоволь налюбовавшись и дырой, и решеткой. — Отправимся назад?