Я сунула голову под одеяло, от стыда и отчаяния. Подружка пожелает знать, как продвигаются наши дела, а что я отвечу? Дела даже очень продвинулись: двенадцать часов, а мы еще из номера не выходили… и вряд ли выйдем. Есть из-за чего сгореть со стыда.
— Ясно, — вздохнул Роман Андреевич. — Ты мне не веришь. Это оттого, что каждый человек относится к другому в меру своей испорченности. Вот тебе слабо полюбить меня с первого взгляда, так ты и во мне сомневаешься.
— Я только месяц назад переехал, — пояснил Толик. — Надо заняться мебелью, и вообще… а времени нет.
Через двадцать минут мы уже сидели в машине неподалеку от места работы Ярцева и наблюдали за двумя дверями: центральной (мы с Женькой) и боковой, эту дверь взял на себя сам Роман Андреевич, переместившись из машины в кусты. Предварительно он позвонил в это славное учреждение и убедился, что Ярцев на месте. А я позвонила Толику и сообщила его автоответчику, что иду в милицию наводить в стране порядок, потому что гражданская совесть не дает мне спокойно спать.
— Нет никакого следствия, — возразила я. — Аверин погиб в автокатастрофе. Сколько денег Козырев отвалил, мне неизвестно, должно быть много, но менты сошлись на том, что его смерть — несчастный случай. А на допрос к подозреваемому не ходят, его вызывают к себе.
— Да вот в среду вернулась. В субботу ей сеструха позвонила, в воскресенье она отправилась, а в среду назад…