Ноги с усилием переступали шаг за шагом, он наконец остановился у края плиты, что в высоту достигала ему до пояса.
На стол бухнулось расписное блюдо, на нем истекал вкусным соком туго зажаренный гусь, весь коричневый, с твердой, как тонкая льдинка, корочкой, но горячий, в ноздри ударила волна ароматного запаха. Гусь опоясан янтарным ожерельем: оранжевые комочки, в которых Олег не сразу узнал тушки молодых перепелок, плотно прижаты один к другому, блестят, покрытые соком, от них поднимаются тонкие струи пара, а запах такой, что внутри Олега взвыло, он ощутил, что уже разламывает, обжигаясь и облизывая пальцы, толстого нежного гуся, рвет зубами белое мясо, от вкуса и запаха которого в голове творится то же самое, что и в желудке.
— Клянусь великой клятвой, что я передам все без обмана и обучу, как читать небо.
Конь грянулся копытами, с трудом удержался, остановился, дико вращая глазами. На широком резном крыльце три молодые женщины пряли шерсть. Олег с огромным облегчением узнал в одной ту золотоволоску, что бежала за конем Колоксая, хваталась за стремя, брызгая на конский бок горючими слезами.
Солнце высунулось краешком, но по ровной степи яркий луч сразу стрельнул в лицо, запрыгал красными пятнами под плотно зажмуренными веками. Он повернул голову прямо навстречу солнцу, пятна сменились пурпурным заревом, что объяло весь мир...
Едва Олег вышел на поле, дорожки, странно, нет, как от дворца понеслись всадники. В руках блеснули узкие длинные клинки. Олег не остановился, хотя сердце екнуло, а ноги стали ватными. Ни один не станет рубить безоружного одинокого человека раньше, чем узнает, кто он и зачем идет. А в его случае, как еще и попал в сад, куда комар не мог пролететь незамеченным... но все-таки ноги с каждым шагом тяжелее, а спина сама начинает горбиться, будто так нарастает черепаший панцирь.