Исподволь в теле возникла боль, прошлась волной, но не исчезла, осталась. Следом накатила вторая волна. Он услышал свой стон, плотнее сжал губы. Третья волна заставила скрючиться, будто получил удар копытом в живот. Боль росла, свирепела, начала терзать внутренности. Он почти видел, как почернела печень, начала лопаться, брызнули струйки крови...
И трава зеленела за версты вокруг, сочно и нетронуто. Над красными маками порхали непуганые бабочки, а перед конскими мордами стремительно взмывали, жутко треща слюдяными крыльями и пугая коней, огромные кузнечики, кобылки с красными и синими крыльями.
Он вздрогнул, покрываясь липким потом. Дрожащие пальцы кое-как расстелили пергамент, придавил баклажками, дабы не свертывался, а сам, с листочком в руке поменьше, опустил ноги в воду. На малом листочке чернели крупные значки, которые он придумал сам. Неизвестно что и как писали люди того, староводного времени, а здесь он просто нарисовал себе, что делать, когда напьется воды, как делать и в каком порядке.
Почему-то пытался вспомнить прерванную мысль, еще там, возле города, но как половинки ужа не могут жить ни вместе, ни каждая по себе, так и сейчас в голове было пусто и мертво.
Олег покосился на знатока по мыслителям, но смолчал. Огонь все так же лизал багровые угли, Колоксаю почудилось, что, не будь здесь этого дерева, все равно горело бы точно так же, но волхв чем-то опечален, явно мысли попадаются не те, огорчение мудреца понятно, ему тоже иногда попадали в силки не черно-бурые лисицы, а ежи, а то и вовсе жабы.
По комнате пронесся ледяной ветер. С потолка посыпалась мелкая снежная крупа, что тут же превратилась в блестящие капельки.