Она услышала свой вскрик, больше похожий на стон. Боровик, что стоял посреди, как полусгнившая копна соломы, все обозревал и ни во что не вмешивался, вздрогнул и двинулся к ее окну. Она ощутила волну жара, что пошла от его тела, скорлупа сразу задрожала, вмятина перестала углубляться, медленно-медленно начала вытеснять незримый таран.
— А вот потому!.. Мне в сто тысяч раз больше удовольствия знать, что ты не понял такой простой вещи... мудрец! Которая мне понятна, как... как два пальца замочить. И знать, что будешь ломать голову, мучиться, доискиваясь. Ты ведь из тех, кто доискивается!
Трижды возвращался медведь. То ли забывал, что его выгнали, то ли не находил другой берлоги, Олег выпихивал его снова, пока однажды, проснувшись, не обнаружил, что ногам непривычно тепло. Измученному медведю было не до драки, ночью сумел пробраться в свой бывший дом и тут же заснул, отвернувшись от злого человека к стене.
— Еще не ночь, — ответил Олег, — но у меня уже в глазах темно.
Немыслимый жар охватил как в горящей печи. Из-за Жемчужины не мог закрыть пасть, горячий воздух тут же высушил рот, хлынул в глотку как растопленное олово. Не помня себя он судорожно молотил крыльями, мимо стремительно неслась пурпурная стена, затем сменилась синим, он сообразил, что быстрее стрелы выметнулся из расщелины и взлетел чуть ли не на версту над песками.
— Черт бы меня побрал, — сказал он вслух. Во рту стало горько, словно пожевал полыни. — Это же просто... трусость. Признайся, здесь нет никого, никто не услышит!.. Ты трусил даже с Мраком и Таргитаем, так каково же сейчас, когда один и голый? Без длинной секиры Мрака, без меча отважного до дурости Таргитая?