Чужак успел открыть рот, тяжелая полоса железа обрушилось на голову. Удар был настолько силен, что Фарамунд выдернул полосу стали уже из середины груди. Пока безвольное тело валилось на спящих, в три гигантских прыжка оказался снова у выхода.
— Хорошо бы... А если к женщинам, это хуже...
Он захохотал, а Фарамунд смотрел с изумлением. Палач выпрямился, откинулся назад, спина коснулась дерева. Грудь его оказалась еще шире, чем Фарамунду казалась в комнате пыток, а когда расправил плечи, Фарамунд подумал, что этому гиганту в двери крестьянских хат придется заходить боком.
— Я знаю твои большие полномочия, как моего супруга. Но я предупреждаю, что если ты меня коснешься... я убью тебя.
— Не могу... — донесся сдавленный хрип Громыхало.
Вокруг возбужденно заговорили, радостно толкали один другого в бока. Громыхало облизнулся, потер руки. Фарамунд ощутил радостное возбуждение. Торговля в этих землях, понятно, идет в пределах города и ближайших сел. Даже города с городами не торгуют. Зачем? В каждом делают для себя все необходимое. А караваны с товарами — это реликты империи, ее ровных удивительных дорог, это разделение ремесел, когда на одном конце империи могли делать самые лучшие в мире мечи, а на другом — женские серьги, но благодаря этим торговцам, дорогам и... безопасности, мечи и серьги равномерно распределялись по всей необъятной империи...