— Помню, было такое! Я за неделю до этого шестерых повесил за грабежи. Так что это у моих людей вовсе не от доброго нрава...
Ни один из людей конунга не пытался спасти жизнь бегством. Последний сражался, прислонившись спиной к дереву, а когда ему предложили сдаться — оставят жить и даже отпустят, он только плюнул в их сторону. Фарамунд велел убить его стрелами, чтобы не рисковать людьми.
— Фарамунд, я насчет крепости... Когда, думаешь, лучше напасть?
Он пихнул ее к повозке, и дрожащая женщина, еще не веря своему счастью, торопливо скользнула вовнутрь.
Фарамунд прижимал к груди крохотное тельце. Ребенок счастливо смеялся и пытался ухватить его за бритый подбородок. Слезы текли по щекам Фарамунда и капали на крохотного Клодия, а тот верещал счастливо и махал кулачками.
Он пересчитал монеты, золото, присутствовали только Громыхало и Вехульд, остальные у костра жадно делили добычу. Фарамунд своей волей велел два полных набора доспехов и оружия выделить для его ближайших помощников: Громыхало и Вехульду. Все прочее — членам шайки, и теперь делили «по справедливости»: меч — одному, щит — другому, шлем — третьему, доспехи — четвертому, а сапоги вовсе доставались пятому.