— Рекс, неужто оставите этого поганца? Он же смеется над нами!
Воины посмеивались, переглядывались. Вскоре пошли слухи о награбленных сокровищах, захваченных обозах, даже караванах. И хотя все понимали, какие сокровища в этой бедной стране, где ни древних городов, ни старых захоронений, все же слухи шли и ширились, подогревая воображение.
Когда он уже готов был отпустить, пальцы разжимаются, послышался чавкающий звук. Каменная глыба стала легче. Пахнуло затхлым спертым воздухом. Он сдвинул плиту, сам едва не упал, израсходовал себя до капли. Соленый пот заливал глаза, в груди свистел жаркий ветер.
Он слегка откинулся на спинку лавки. Вода еще не впиталась, выпуклые как у гладиатора мышцы блестели, во впадинках ключиц собрались капли воды. Странно, на таком могучем теле воина она не заметила шрамов, что среди франков считалось чуть ли не позором. Разве что совсем-совсем крохотные белые полоски на боку, вон на плече...
— И не гасили, — ответил Громыхало. — В наших землях, знаешь, воздух сырой, болотный. Говорят, на юге не так...
Направление определяли по деревьям, муравьиным кучам, зеленому мху на стволах. Фарамунд двигался в этом теле, которое и без него знало, что делать, а в черепе возникали сцены, как он обустраивает для Лютеции их бург, как открываются городские врата, он выезжает, а она машет вслед платочком из высокой каменной башни...