Внезапно Вехульд прервал хохот. Впереди горизонт окрасился багровым. И хотя разгорался восток, откуда должно подняться солнце, сердце Фарамунда тревожно застучало. Сперва небо должно посветлеть, а уж потом... Да и не при таких тучах...
— Там уже резня, — сказал Вехульд беспечно. — Эти олухи оружие сложили у входа!.. А теперь пытаются пробиться, закрываясь лавками, на которых спали... Это бойня, рекс! Крепость уже наша. Даже без остальных.
Женщина подняла голову, на Фарамунда взглянули выцветшие от старости белые глаза с толстыми красными прожилками. Лицо было темнее и сморщеннее попавшего в огонь дикого яблока.
На столе помимо хлеба и рыбы были головки сыра и кувшин с вином. Стефаний отведал только рыбы, Фарамунд жевал сыр, запивал вином. Стефаний чувствовал, что начинает повторяться, подыскивает новые доводы. Нет, этот вожак не упорствовал, не доказывал превосходство старых богов. Но вопросы его проникали так глубоко, что сам богослов начинал чувствовать, как под его ногами колеблется незыблемая почва учения Христова.
— Но, как я слышал, — проговорил Фарамунд тревожно, — от ее римской родни никаких вестей...
— Позволяю, — ответил Фарамунд и добавил жестко, — но не здесь и не сейчас! А на поле брани, когда это будет необходимо. Не раньше. Сейчас же скажете... да-да, скажете!.. Заставьте повернуться языки!.. Скажете, что это вы их убили, едва они вошли в дом. И что все как свиньи перепились, спали, позволили войти во двор, даже в дом, и только возле покоев рекса вы их остановили. Они попытались сопротивляться, но вы их убили! Запомнили?