Рядом с Громыхало, огромным и в полутьме мохнатым, спала толстая сочная женщина. Роскошные черные волосы разметались по подушке, свет падал на округлые блестящие плечи, нежную шею, тугие щеки...
Мелькнула мысль остановиться в этом безмятежном, счастливом месте. Поставить крепость, вот здесь защитный вал... однако, вот уже неделю за ними следует пыльное облако, не догоняя, но и не отставая — еще чье-то племя идет по пятам. Кто знает, не сметут ли они их, не успевших даже вырыть защитный ров?
На него бросались тупо, как огромные быки на маленького человека, но он сам не маленький, в руках меч, и они падают, падают, стены трясутся от ударов падающих тел, воплей, стонов, горячая кровь брызгает как вода...
Фарамунд вспомнил, как его самого передернуло от вида своих соратников, когда тупо и остервенело разбивали молотами мраморные статуи в захваченном римском городке, едва не бросился останавливать, когда вытаскивали из библиотеки корзины с книгами и засыпали ими огромную яму на дороге...
Тревор довольно равнодушно налил себе в кубок, отхлебнул, тут же отставил. Глаза его не отрывались от столешницы.
Мгновение двое смотрели, выпучив глаза, затем оба бросились остервенело и слаженно. Фарамунд отступил на шаг, уклоняясь от ударов. Руки задвигались, словно сами по себе. Тело увертывалось, а когда он каким-то образом сумел ухватить второго и завернуть к себе спиной, нога ударила с такой силой, что он сразу с холодком ужаса понял, что позвоночник этого дурака сломан...