— Это пеший. Я его сбил с ног, тут насел всадник, я дрался с ним, а пеший меня сзади по ногам... Я его удавил, да раны уже вот они...
Мой конунг, подумала она счастливо. Мой супруг, мой муж! Ты даже не представляешь, какой тебя ждет сюрприз.
— Девочка моя, — сказал он, наконец, с неловкостью. — Ты знаешь, как я тебя люблю!.. У меня никого нет на свете больше. Если ты не хочешь больше видеть своего супруга, я не стану его уговаривать прибыть на зимовку.
Оруженосец подал широкое полотенце. Фарамунд растирался быстро, брызги летели, как с большого лохматого пса после купания. Она не могла оторвать взгляда от могучих рук, когда заводил их за голову, растирая спину. Груды мышц вздувались, перекатывались под загорелой кожей, играли, широчайшие пластины груди выглядели как выкованные из темной меди латы римского легионера.
Фарамунд стиснул зубы. Брунгильда лежала рядом с мертвенно бледным лицом. Глаза закрыла, словно мертвая, густая тень от длинных ресниц легла на пол-лица. Губы даже в полутьме выглядели почти белыми.
— Может, и плохой... Да только и он уже не тот... не тот железный римлянин.