– Ах, вот вы где! Я уж думал, что вы не придете, – сказал он.
Филип сделал инстинктивное движение, чтобы убрать ногу. Он отставил ее назад, за здоровую.
– Надеюсь, теперь-то вас уже все это больше не трогает?
Филип стал прилежно читать финансовый отдел своей газеты. Он сделался нервным и раздражительным. Разок-другой он резко осадил Милдред, а, так как она не обладала ни терпением, ни тактом и отвечала запальчиво, дело у них кончалось ссорой. Филип всегда извинялся потом за грубость, но Милдред была злопамятна и дулась по нескольку дней. Всем своим поведением она начинала действовать ему на нервы: и тем, как держала себя за столом, и неряшливостью, с которой разбрасывала в гостиной предметы своего туалета. Филипа волновала война – утром и вечером он с жадностью читал газеты; ее же не интересовало ничто. Она познакомилась с несколькими соседками, и одна из них спросила, не хочет ли она, чтобы к ним зашел священник. Милдред носила обручальное кольцо и именовала себя миссис Кэри. У них на стенах висело несколько рисунков, сделанных Филипом в Париже – обнаженные фигуры двух женщин и Мигеля Ахурии, крепко стиснувшего кулаки и упершегося ногами в землю. Филип берег эти рисунки – они были его лучшими работами и напоминали о счастливых днях. Милдред давно уже на них косо посматривала.
Она быстро пошла вперед, и ему пришлось чуть ли не бежать за ней вдогонку.
– Никогда из вас не выйдет художника! Никогда!