– Есть тут у нас одна старушка. Кристина тоже с ней осталась.
Теперь мы увидели глаза пленника. Он заморгал, ослепленный светом. Потом посмотрел на меня, на моих товарищей, обвел взглядом чашки, хлеб, масло. Пожалуй, мне нравятся его глаза. И его поведение тоже. Держится он с достоинством. Побледнел, но присутствия духа не теряет. Губы пересохли, но лицо спокойное.
– Нам надо бы собраться всем вместе, – словно в горячке, продолжает Тома. – И главное – необходимо предупредить всех, чтобы никто не выходил из дому, когда начнется дождь.
Я обвожу взглядом членов Братства, печально качаю головой и ничего ему не говорю.
– Это барсук, – сказал он. – И большой к тому же. Смотри, как широко расставляет лапы.
Хотя и без особого восторга, я выполняю его просьбу. У каждого свои слабости: мне лично дороги мои сорочки. Впрочем, сорочка Фюльбера – а он утверждает, что она у него единственная, – и впрямь изношена до крайности. Он так и просиял от счастья, когда, сбросив старую, тут же с наслаждением натянул на себя мою рубашку. Я раньше упоминал о том, как меня поразил вид раздетого Фюльбера, уж слишком резкий контраст представляло его изможденное лицо с дородным телом. Не то чтобы у Фюльбера были плохо развиты мускулы, нет, они просто были покрыты жиром, как у некоторых боксеров. В общем, все в нем было обманчиво, даже внешность.