— Слушай, Малыш, во сколько тебе, говоришь обошлись эти три тысячи?
— Смок, сюда! — услышал он еще издали встревоженный голос Малыша.
У Смока хватило мужества промолчать о том, что он хотел бы уйти один. Но прежде, чем он вновь обрел дар речи, образы далекого, многоцветного мира, дальних солнечных стран вспыхнули в его памяти, мелькнули и померкли.
Все глаза обратились к нему, шум постепенно утих. Смок хотел заговорить, но ему пришлось сначала бросить рукавицы, которые повисли, болтаясь на шнурках, и отодрать ледяную корку, наросшую вокруг рта от дыхания, пока он мчался пятьдесят миль по морозу. Помедлив минуту, он подошел к стойке и облокотился на нее.
Он поднял яйцо и они увидели, что на месте удара скорлупа рассыпалась в пыль.
— Почему вы не привезли с собой на пароходе свежего картофеля? — спросил он.