Умопомрачение было бы облегчением, но оно не придет. Как и сон-отдых. Только смерть принесет оба эти дара, и она придет ночью. Мир за стенами комнаты ничего не значил. Действительно, теперь ей казалось, что там и не было ничего, а люди, которые когда-то наполняли его, бесследно исчезли, и все опустело, как будто в ожидании конца света.
Джесси попыталась подтянуться в постели повыше и обнаружила, что атрофия рук зашла дальше, чем она предполагала: они не только отказывались подтянуть ее, но и сами не шевелились. Они совершенно игнорировали все приказы ее разума. Она взглянула еще раз на свои руки, и теперь они уже не показались ей мебелью. Теперь они казались безжизненными кусками мяса, которые висят на крючьях в магазине. Это вызвало у нее пронзительный вопль отчаяния.
Он провел левой ладонью по своим пухлым губам и посмотрел на Джесси печально – несчастный старина Джералд: совсем пропал с женой, которая затащила его в этот дальний лес, а теперь не желает выполнять супружеские обязанности. Бедняга Джералд, который совершенно не выказывает признаков желания взять ключи от наручников со шкафчика около ванной.
Этого никак нельзя было сказать о Джералде. Ей не надо было даже поворачивать голову, чтобы посмотреть на его лицо. Оно выражало крайнее возбуждение.
Десять минут она снова и снова обдумывала все операции плана. По правде говоря, их было немного. Тем не менее она мысленно проанализировала по несколько раз каждое движение, выискивая малейшую возможность ошибки, которая теперь, уже окончательно, могла стоить ей жизни. Вроде бы все получалось, только в конце она могла потерпеть фиаско: надо было действовать быстро и успеть до того момента, когда кровь начнет сворачиваться, и тогда или она быстро освободится, или потеряет сознание и умрет.
– Может быть, тебе придет, – пробормотала Джесси, – ведь до сих пор идеи приходили только тебе.