Она смотрела на батик еще несколько секунд, чтобы удостовериться: воспоминания действительно ушли и не вернутся, а потом снова взглянула на бокал Джералда. Невероятно, но остатки льда все еще плавали на поверхности воды, хотя в комнате скопилось и надолго еще сохранится тепло уходящего дня.
Одним духом она убежала по лестнице на второй этаж. Она видела кусты смородины без признаков тени под потемневшим от затмения небом: ее преследовал отчетливый запах морской соли. Джесси увидела загорелую женщину в простом платье с выгоревшими волосами, собранными в пучок. Она стояла на коленях перед рассыпавшимися щепками; рядом лежала белая ткань. Джесси была уверена, что она оступилась.
Она попыталась осудить такое отношение к человеку, с которым провела почти половину жизни, но все, что она нашла в себе, крайнее недовольство собой. И когда она снова вспомнила, как он выглядел в тот день – это возбуждение, разрумянившиеся щеки и сверкающие глаза, – ее руки непроизвольно сжались в кулаки.
Джесси откинулась в кресле, закрыла глаза ручками и начала плакать. Она всхлипывала минут десять – одна в пустом доме, – а потом снова вернулась к письму. Она часто останавливалась, чтобы вытереть глаза, но постепенно справилась со слезами.
Она держалась. И темнота отступила. Сначала угас образ женщины, стоящей на коленях, потом и темнота стала рассеиваться. Спальня снова появилась перед ее глазами в своем обычном предвечернем освещении. Она увидела пылинки, пляшущие в солнечном луче, и свою тень на полу. В районе колен тень была переломлена, но дальше поднималась по стене. Темнота оставила легкий звон в ее ушах. Она посмотрела на свои ноги и заметила, что они испачканы в крови и оставляют кровавые следы.
В этот момент Джесси вдруг поняла совершенно ясно, что отцу известна акустика их дома и он знает, что дочь слышит каждое слово их разговора. И он явно хочет, чтобы она слышала каждое слово. Маленькие горячие иголки побежали по ее спине и ногам.