– Ты выпил? – Триша внезапно разозлилась. – Выпил, не так ли? Даже отсюда я чувствую запах спиртного. Фу!
Склон этот все круче уходил вниз, а вода в ручье журчала все громче, перекатываясь по каменистому руслу. Когда же Триша попала на относительно ровный участок, она решила, что пора останавливаться на ночлег. Сумерки уже сгущались, а она понимала: прогулка по крутому склону в темноте чревата падением. Да и место ей приглянулось: не поляна, но и не чаща. Небо, во всяком случае, она видела.
Она привстала на цыпочки, держась одной рукой за ствол, чтобы не упасть, и во все глаза смотрела, смотрела и смотрела. Бобры, настоящие бобры, сидящие на крышах своих хаток… они смотрят на нее? Триша подумала, что да, один-то наверняка, тот, что по центру. Размерами побольше остальных, и его черные глазки, как показалось Трише, не отрывались от ее лица. Вроде бы она различала, как подергивались усики. И какой роскошный мех. Темно-коричневый, у задних лап чуть светлее. Прямо-таки иллюстрация из книжки «Ветер в ивах».
Японцы постоянно едят сырую рыбу, напомнила ей наглая паршивка, едва только Триша зашагала вдоль ручья.
– Ты заснула с включенным радио, идиотка, – прохрипела Триша. – Надо же быть такой дурой. – Она посмотрела на верхний торец корпуса плейера, в надежде увидеть крохотный красный огонек, в надежде, что она случайно передвинула колесико настройки, когда начала валиться набок (а проснулась она с головой, улегшейся на одно плечо, отчего теперь болела шея), но заранее зная, что надежды тщетны. И точно, красная лампочка погасла.